— Это нам кажется, что в действиях преступника нет никакого смысла, потому что мы не понимаем его логики, а вот он считает совсем по-другому.
Алиса молча взвешивала услышанное.
— Теперь я, кажется, понимаю. Ты стараешься думать так, как должен был бы думать убийца, увидеть во всех его действиях смысл, доступный только ему.
— Прошла неделя, и пока у меня ничего не выходит.
— Не скромничай.
Женщина положила руку на стол. Кончики ее пальцев коснулись тыльной стороны ладони Хантера.
— Ты и так сделал больше, чем при таких обстоятельствах можно было бы надеяться. Если бы не ты, мы до сих пор с недоумением разглядывали бы эти «скульптуры» со всех сторон.
Хантер молча изучал ее.
— А теперь ты делаешь мне комплимент?
— Нет, это чистая правда. Но что ты имел в виду, когда сказал, что наше объяснение по поводу второй тени не вяжется с первым.
— Хотите взглянуть на меню с десертами? — спросил, подойдя к их столику, официант.
Алиса, даже не посмотрев в его сторону, отрицательно покачала головой. Хантер дружески ему улыбнулся.
— Спасибо. Думаю, мы уже и так достаточно съели. Для десерта у нас места не осталось.
— Prego, — ответил официант и удалился.
— Почему не вяжется? — настаивала Алиса.
— Если мы правы относительно первого теневого образа, то убийца хочет сказать нам, что считает Деррика Николсона лжецом.
Алиса, погрузившись в раздумья, откинулась на спинку стула.
— Если же предположить, что и во второй раз мы не ошиблись, то получается, что убийца уже не хочет поделиться с нами своим мнением об Эндрю Нэшорне.
Алиса начала понимать.
— Если мы правы, то преступник делится с нами мнением о себе. Он считает себя дьяволом, смотрящим сверху вниз на своих жертв.
Хантер кивнул.
— Да, но я не понимаю, зачем ему это понадобилось. Думаю, в наши предположения закралась ошибка. Убийца хочет, чтобы мы посмотрели на совершаемые им преступления с его точки зрения. Он хочет, чтобы мы поняли, зачем, а вернее за что он убивает этих людей; поняли, что он считает Николсона лжецом; поняли, что, возможно, когда-то судья его предал. Только в этом случае его поступки имеют хоть какой-то смысл.
— Но говоря нам, что он является злобным, мстительным дьяволом…
— И-и-и?..
Алиса нахмурилась.
— Думаешь, что и второй «скульптурой» убийца хотел выразить свое отношение к жертве?
— Не исключено.
— Получается, он считал Нэшорна дьяволом, рогатым человеком? А как насчет четырех маленьких фигурок — двух стоящих и двух лежащих? Что они могут означать?
Ответа у Хантера не нашлось.
Его веки затрепетали, словно крылья бабочки… словно крылья раненой бабочки… Казалось, они весят целую тонну. Натану Литлвуду понадобилось несколько секунд на то, чтобы приподнять веки и удержать их в таком положении. Свет, казалось, впился ему в глазные яблоки. Литлвуд сделал глубокий вздох. Его легкие обожгло, словно воздух состоял из серной кислоты. Какой бы наркотик ни вкололи ему в шею, сейчас он уже прекратил свое действие на организм.
Подбородок упал на грудь. Голова оказалась слишком тяжелой, чтобы можно было ее поднять. В таком положении Литлвуд пребывал некоторое время, прежде чем понял, что раздет, за исключением пропитанных потом полосатых трусов, прилипших к коже. Еще некоторое время ему понадобилось на то, чтобы осознать положение, в котором он очутился. Он сидел в удобном офисном кресле с кожаной обивкой. Руки были отведены назад, за спинку кресла, и связаны. Запястья стягивало нечто твердое и тонкое, больно врезавшееся в кожу. Ноги психолога также были отведены назад и связаны под сиденьем, вися на высоте дюйма или около того над полом. Все тело болело так, словно Литлвуда недавно жестоко избили. Боль в черепной коробке, казалось, вот-вот сведет его с ума.
Мужчина чувствовал, что рот ему чем-то заткнули. Его начало подташнивать. Сильный кашель исторгся из его груди, но матерчатый кляп мешал воздуху вырваться на свободу. Рвотные позывы стали нестерпимыми. Литлвуд почувствовал привкус желчи и крови. Кашель напоминал борьбу за жизнь: психолог не хотел задохнуться.
«Дыши через нос», — пронеслась в его голове единственная мысль.
Литлвуд хотел сосредоточиться на этой мысли, но он слишком испугался и отупел от боли, чтобы его мозг мог подчиниться доводам разума. Психолог задыхался. Он отчаянно нуждался в свежем воздухе. Инстинктивно мужчина сделал еще один вдох через рот. Смесь желчи и крови, которая находилась где-то под языком, полилась обратно в горло, перекрывая дыхательные пути.
Паника усилилась.
Глаза психолога закатились. Содержимое желудка со скоростью ракеты устремилось по пищеводу. Впрочем, Литлвуду казалось, что все происходит ужасно медленно. Его тело начало неметь. Жизнь быстро вытекала из него.
Литлвуд ощутил кисловатый привкус рвоты во рту, и через секунду его наполнила теплая густая масса. На этот раз кляп вывалился изо рта, словно его вытолкнули оттуда.
Литлвуда стошнило. Рвота испачкала ему колени, но теперь, по крайней мере, он мог дышать.
Психолог зашелся сухим кашлем. Слюна потекла по подбородку. Литлвуд начал хватать воздух ртом, стараясь заполнить легкие кислородом и хоть немного успокоиться. Его била мелкая дрожь. Психолога потрясли две мысли. Первая заключалась в том, что он едва избежал смерти. Вторая напомнила Литлвуду о том, что кто-то привязал его к креслу. Зачем? Он не понимал.
Боковым зрением психолог заметил слева какое-то движение. Он испугался и мотнул головой. Там кто-то был, вот только сумрак и тени мешали ему разглядеть этого человека.