У них был единственный сын Гарри, который сейчас изучал право в Лас-Вегасе. После неудачного брака и продолжительного, изматывающего бракоразводного процесса Литлвуд поклялся самому себе, что никогда больше не женится. С тех пор мысль нарушить эту клятву никогда не приходила ему в голову.
Раздался звонок. Литлвуд нажал на паузу и надавил на кнопку интеркома.
— Да, Шэрил?
— Просто хочу узнать, нужна ли я вам еще сегодня.
Психолог взглянул на часы. Время ее дежурства давно истекло. Он и позабыл, что Жанет Старк любит назначать встречи как можно позднее.
— О-о-о… Извини, Шэрил. Я должен был отпустить тебя еще час назад. Совсем забыл о времени.
— Ничего страшного, Натан.
Литлвуд настаивал, чтобы Шэрил называла его по имени.
— Ты уверен, что я тебе больше не нужна? Если что, я могу задержаться.
Шэрил работала у Литлвуда секретаршей уже больше года. Сексуальное напряжение между ними могло, казалось, осветить маленький городок, но психолог, несмотря на взаимное сексуальное притяжение, придерживался в отношении Шэрил той же стратегии, что и со своими пациентками. Секретарша, напротив, забыла бы о профессионализме и запрыгнула бы в постель к Литлвуду быстрее, чем человек успеет произнести слово «гуакамоуле», представься ей такая возможность.
— Нет. Все в порядке, Шэрил. Я сейчас делаю кое-какие заметки. Я все равно скоро закончу… максимум через полчаса. Поезжай домой. Встретимся утром.
Литлвуд снова включил диктофон.
На то, чтобы закончить записи, у психолога ушло тридцать пять минут. К тому времени, когда он спустился в подземный гараж, там оставалось три автомобиля. Свою машину Литлвуд оставил в дальнем углу под мигающей лампой.
Несмотря на то что его практика приносила неплохой доход, Литлвуд ездил на серебряного цвета «крайслере конкорде» 1998 года выпуска. Психолог называл автомобиль классическим, хотя его друзья посмеивались, говоря, что «старый» и «классический» — не одно и то же.
С помощью ключа психолог отпер дверцу и сел за руль своего «крайслера». Ему ужасно хотелось есть. А еще Литлвуду хотелось выпить. После рабочего дня, в течение которого ему приходилось отражать двусмысленные намеки, мужчина страстно нуждался еще кое в чем. К счастью, он знал, где это можно найти.
Литлвуд повернул ключ в замке зажигания. Двигатель задребезжал и закашлялся, подобно умирающему псу, но не ожил. Иногда старый «крайслер» капризничал.
— Ну же, детка.
Литлвуд погладил приборную панель.
Он трижды выжал педаль акселератора… Потом попробовал еще раз…
Двигатель закашлялся… задребезжал… Ничего.
Возможно, настало время пересесть на более новую модель.
Еще раз…
— Ну же, детка! Ну же!
Безрезультатно.
— Еще разок.
Нога вдавила педаль.
Фыр-р-р… фыр-р-р-р… фыр-р-р-р…
Литлвуд ударил кулаками по рулю, затем, зажмурившись, тихо выругался и откинулся на спинку сиденья. Судя по всему, сегодня без такси не обойтись.
И вдруг психолог испытал странное ощущение. Шестое чувство заставило кровь в его венах заледенеть. Каждый волосок на теле встал дыбом.
Подчиняясь инстинкту, Литлвуд приподнял голову, ища взглядом зеркало заднего вида.
Из тьмы заднего сиденья на него смотрели пылающие злобой глаза.
Хантер сидел один в кромешной тьме своего кабинета, глядя на доску с фотографиями. Было уже поздно, и все разъехались по домам. В руке у детектива был зажат электрический фонарик, который он включал и выключал через неравные промежутки времени, пытаясь обмануть собственный мозг. Свет, попадая на чувствительную оболочку глазного яблока, на его «фотографическую пластину», образует зеркальное отображение увиденного, но мозг истолковывает все верно. Если позволить изображению на долю секунды отобразиться на сетчатке глаза, а потом резко выключить свет, мозгу приходится иметь дело лишь с тем, что успела запомнить его непосредственная, как называется это в современной медицине, память.
Если изображение хорошо знакомо мозгу, например стул, незначительные детали, которые мозг не смог запомнить из-за краткосрочной вспышки света, это автоматически компенсируется долговременной памятью. Мозг решает, что увиденное похоже на стул, и извлекает из банка памяти этот образ. В случае же, если образ вообще ни на что не похож, мозгу не на что опереться. Он компенсирует это, усиленно работая над отождествлением деталей первоначального изображения. Этим Хантер сейчас и занимался: заставлял свой мозг увидеть то, чего не замечал прежде.
Пока что это не срабатывало.
— Ты пытаешься воспроизвести светомузыку на дискотеке?
Хантер повернулся на голос и включил фонарь. В дверном проеме кабинета с дипломатом в руке стояла Алиса.
— А я и не знал, что ты до сих пор здесь, — сказал детектив.
— Ты считал себя единственным трудоголиком на все управление? — улыбнувшись, пошутила Алиса. — Можно включить свет?
— Да, конечно.
Он выключил фонарик.
Женщина включила свет, а затем мотнула головой, указывая на доску с фотографиями.
— Выяснил что-нибудь новое?
Она поняла, чем Хантер был занят.
Детектив отрицательно покачал головой и помассировал глаза большим и указательным пальцами.
— Ничего.
Алиса поставила дипломат на пол и прислонилась плечом к дверному косяку.
— Проголодался?
Хантер не вспоминал о еде целый день и только сейчас заметил, как урчит в его пустом животе.
— Умираю от голода.
— Любишь итальянскую кухню?