— Ну, тогда снимем, — подходя к доске с фотографиями, согласился Гарсия.
— Ладно… Начнем отсюда. — Хантер указал напарнику место, откуда надо снимать. — Сделаем три снимка: один сверху, другой на одном уровне со «скульптурой», а третий — присев на корточки. Потом отступи шаг влево и проделай то же самое в такой же последовательности. Потом еще один шаг… Короче, надо будет обойти вокруг «скульптуры» и все заснять.
— Ладно.
Гарсия принялся кружить вокруг муляжа. Вспышки фотоаппарата освещали комнату каждые несколько секунд.
Алиса нервно вздрогнула за своим столом.
Хантер это заметил.
— С вами все в порядке?
Женщина не ответила.
— Алиса, вам нездоровится? — настаивал на ответе Хантер.
— Нет. Со мной все хорошо. Просто вспышки фотоаппарата мне немного неприятны.
Детектив видел, что «немного» — это явное преуменьшение, женщина разнервничалась не на шутку, но вдаваться в расспросы не стал.
Гарсия сделал семнадцать снимков, когда Хантер заметил то, что заставило теперь уже его вздрогнуть.
— Стой, — подняв руку, приказал он.
Алиса оторвала взгляд от лэптопа.
Карлос перестал щелкать затвором.
— Замри, — скомандовал Хантер. — Сними еще раз с того же положения. Смотри, ни на дюйм не сдвинься с места.
— Что случилось?
— Делай, что тебе говорят, Карлос. Доверься мне.
— Ладно.
Гарсия сделал еще одну фотографию.
Уровень адреналина повысился у Хантера в крови. Сердце забилось чаще.
— Бесполезно, — чуть слышно произнес он.
Алиса встала из-за стола и подошла к детективам.
— Еще разок, Карлос.
Гарсия навел на скульптуру фотоаппарат. Раздался щелчок.
— Боже!
— В чем дело, Роберт?
Хантер взглянул на напарника.
— Я понял замысел убийцы…
Собрав все свои силы, Эндрю Нэшорн с огромным трудом приподнял веки. Его глаза резануло так, словно рядом взорвалась свето-шумовая граната. На самом деле помещение было освещено лишь свечами. Все плыло перед глазами. Ни один предмет не принимал знакомых очертаний.
Во рту пересохло. Нэшорн закашлялся. Боль резанула скулу с такой силой, что, казалось, кто-то сжимает его голову в тисках. Еще немного, и она расколется. Обезвоживание организма достигло такой степени, что губы стали сухими и потрескались. Железы больше не выделяли слюну. Нэшорн прикоснулся кончиком языка к своему небу. Еще в детстве, желая вызвать слюноотделение, он пользовался этим нехитрым способом. Он не забыл, как это делается, и был вознагражден несколькими капельками слюны. Мужчина тяжело сглотнул. Боль оказалась такой сильной, словно он проглотил толченое стекло. Нэшорн закашлялся. Это был надсадный, сухой кашель. Боль, возникнув в горле и челюсти, со страшной силой вонзилась в мозг, взорвалась внутри черепной коробки. Веки задрожали. Нэшорну показалось, что он теряет сознание, но на инстинктивном уровне мужчина понимал: если он сейчас лишится чувств, то никогда больше не сможет взглянуть на этот мир.
Он не поддался боли и, собрав всю свою волю в кулак, выдержал и не впал в беспамятство.
Боже мой! Надо попить. Никогда прежде он не чувствовал себя таким слабым и разбитым.
Нэшорн понятия не имел, сколько минут прошло с тех пор, как он очнулся. Наконец перед глазами у него прояснилось. Мужчина различил очертания небольшого пластикового столика с двумя стульями. Г-образная скамейка в углу была привинчена к перегородкам. На ней лежали две старые, потерявшие первоначальную форму подушки, к которым при желании можно прислониться спиной.
— М-м-м, — превозмогая боль в раздробленной скуле, смог выдавить из себя Нэшорн.
Ему знакомо это место… Очень хорошо знакомо… Он в своей лодке.
Мужчина попробовал пошевелиться, но не смог. Не двигались руки… Не двигались ноги… Вообще ничего не двигалось. Нэшорн не чувствовал собственного тела.
Им овладел страх, полностью подчинив его себе. Мужчина напрягся, надеясь ощутить хоть что-то… пальцы… кисти… руки… ступни… ноги… грудь…
Ничего… совсем ничего…
Единственное, что он чувствовал, это ужасная головная боль, которая, казалось, кусочек за кусочком поедала его мозг.
Чувствуя себя ни на что не способным, Нэшорн уронил голову на грудь. Только сейчас он понял, что полностью обнажен и сидит на стуле. Руки безвольно свешивались вдоль туловища. Их, оказывается, никто не связывал. То же и с его ногами. Впрочем, своих ступней мужчина разглядеть не смог. Кажется, они отведены чуть назад, так, что за коленями их просто не видно. Кровь… К своему ужасу Нэшорн увидел лужу крови под сиденьем стула, на котором сидел. Его ступни, должно быть, все в крови. Он попытался немного наклониться и взглянуть на свои ноги, но не смог. Он не сдвинулся ни на дюйм. Тело его просто не слушалось.
Боковым зрением Нэшорн уловил какое-то движение. У него перехватило дыхание.
Человек вышел из тени, подошел к стулу и встал напротив Эндрю.
Взгляд Нэшорна остановился на лице незнакомца. Его глаза сузились. Эндрю потребовалось не больше секунды, чтобы узнать механика, который чинил сломавшийся мотор его лодки.
— Это странно — не чувствовать собственного тела, — произнес механик, глядя Эндрю прямо в глаза.
Нэшорн выпустил из легких воздух, а вместе с ним непроизвольно издал преисполненный ужаса, но едва слышный стон, зародившийся у него в горле.
Улыбка скользнула по губам механика.
— У-у-у-у… Э-э-э-э… — Нэшорн попытался заговорить, но, не имея возможности двигать челюстью, смог лишь пробормотать что-то невразумительное.